Руки растут от сердца: как живут и выступают на сцене глухие актеры
Можете ли вы представить себе глухих людей в театре? А если они не сидят в зрительном зале, а «поют» жестами под музыку Фредди Меркьюри? Именно такое удивительное представление подготовили для псковичей артисты московского «У театра».
С его руководителем, театральным педагогом и актрисой Екатериной Мигицко на фестивале «Другое искусство» удалось пообщаться корреспонденту «МК в Пскове». Мы узнали, как глухие люди слушают музыку, почему им бывает трудно читать книги, и отчего у таких людей сильно развита интуиция.
РУКОВОДИТЕЛЬ «У ТЕАТРА», ТЕАТРАЛЬНЫЙ ПЕДАГОГ И АКТРИСА ЕКАТЕРИНА МИГИЦКОФОТО: АЛЕКСАНДР ЕЛИСЕЕВ
— Как пришли в профессию?
— Я начала заниматься с театром глухих больше 20 лет назад. Тогда я выпустилась из театрального института имени Щукина, получила актерский диплом, начала служить в театре у Никитских ворот, затем – в театре «Ленком» Марка Захарова.
Одновременно с этим мне была интересна педагогическая деятельность – я проходила стажировку в Щукинском училище как преподаватель по танцам. Мне хотелось практики, и вдруг пронеслась информация, что можно попробовать что-то этакое поделать, потанцевать и попреподавать в таком особенном институте.
Мне был 21 год, и я вообще ничего не знала про глухих. Ну, пришла… «Ого, я двигаюсь, и они со мной вместе двигаются! У них такая хорошая зрительная память!» – я была впечатлена.
И я могу с уверенностью заявить, что я многому научилась вместе с ними – например, профессии (уже будучи их преподавателем), качеству внимания (этому я продолжаю учиться до сих пор), выразительности и еще много чему.
— Вы педагог по пластике, верно?
— Да, на данный момент преподаю современный сценический танец и мастерство актера.
— Пластика – это, наверное, одно из основополагающих навыков актера?
— «Хорошо бы, чтобы так было», - с грустью в голосе сказала я. (смеется)
— Отличается ли практика у актеров с особенностью слуха и без них?
— Кажется, что тело у людей одно и то же, мышцы те же… Но, как я уже говорила, есть особенное качество внимания, когда я вижу и будто бы приклеиваюсь к тебе взглядом и могу двигаться вместе с тобой, всё повторять. Да, сходу это, может быть, не все смогут, но уровень эмпатии у таких людей очень высок.
Пожалуй, это ключевой момент в работе с неслышащими. Если режиссер это поймал, то у него всё будет получаться. Через слова, термины, объяснения очень трудно учить, им это не близко. Им, скорее, ближе то, что в глубине души человека – скорее, оно научит.
— Выходит, у нас с неслышащими людьми по сути разные знаковые системы в общении? У нас – слово, а у них – образ?
— Да, образ. Образ можно долго мусолить словами, а можно точно воспроизвести важные составляющие.
— Эту же особенность подмечал и тренер слабослышащего паралимпийца из Великих Лук Ивана Макарова. В интервью «МК в Пскове» он рассказал, что коммуницировать с Иваном ему бывает даже удобнее, чем со слышащими спортсменами – Ивану можно быстро передать указания во время велосипедной гонки парой жестов, и он точно увидит их и поймет.
Может быть, вы тоже подмечали какие-нибудь особенности в коммуникации с такими людьми? Есть ли моменты, которых лишены слышащие люди?
— Как будто бы в эмпатии таких людей вообще много, что скрыто. Это возможность оставить здесь внимание, а не улететь куда-то, когда где-то запела птичка или что-то зашуршало. Когда у тебя есть только глаза – ты ими и смотри, пока не высмотришь всё, что надо.
Пожалуй, из самого важного могу отметить то, что минимизирование слов и образное мышление мне очень помогают в работе. Еще помогает вскрытие юмора в артистах – это сразу дает возможность дышать.
Еще нужно сказать об очень хорошо развитой интуиции. У них что-то невербальное, подразумевающее, очень хорошо развито. Им почти всегда приходится достраивать контекст фразы. Например, глухой разговаривает с человеком, не владеющим жестовым языком – он как-то понял человека, во рту у него какие-то слова увидел, и ему надо самому достроить контекст. Это на грани фантастики.
Порой бывает забавно, когда слабослышащие люди достраивают не тот контекст. Но достраивают же!
ФОТО: АЛЕКСАНДР ЕЛИСЕЕВ
— Для меня было открытием, когда я узнала, что в жестовом языке есть интонации. Расскажите, как отличаются интонации в жестах?
— Ну а если мы представим, что руки растут от сердца? Сердце и лицо, сердце и руки – это всегда очень взаимосвязанные вещи. Не бывает такого, что лицо скрючено, а руки двигаются как-то вяло. И голос тоже идет от сердца. Если я возмущена, то у меня в груди всё сжимается и появляется интонация возмущенного человека. Если я растаяла от чего-то, то и руки потекли, и лицо потекло, и голос стал мягче.
Еще пример: вы же можете тыкать в кого-то виноватого, грозить ему пальцем – здесь рука принимает особую форму и двигается по-особому. Но это не жестовый язык, это просто жест, это часть вашей речи. В этом случае жест будет дополнением вашей речи. А в случае жестового языка – наоборот, артикуляция будет дополнением к жестовым словам.
— Получается, и мимика играет большую роль?
— Мимика и артикуляция – обязательно! Если снять крупным планом только руки говорящего на жестовом языке человека, то очень трудно будет уловить контекст. Обычно глухой смотрит на человека, захватывая его лицо и руки (они располагаются на уровне груди). Он считывает всё сразу – и блеск глаз, и направление бровей, и морщится ли нос у говорящего.
Вот, например, в школах преподавание на жестовом языке запрещено, и учителя говорят голосом. Почему-то наше министерство образования решило, что учить глухих надо именно так. И дети поневоле во время уроков учатся считывать эмоции человека и контекст ситуации – когда им что-то говорит сердитая учительница, или когда она, наоборот, хвалит их. Они всё это хорошо знают, им понятна эта форма.
ФОТО: ПРЕСС-СЛУЖБА ПСКОВСКОГО ДРАМТЕАТРА
— В одном из интервью в 2007 году Вы также говорили о специфике образования глухих. Получается, ситуация за 17 лет у нас не изменилась?
— К сожалению, да. И я не знаю, как она изменится. Да, я вижу маленькие подвижки – в редких школах появляются учителя, которые знают жестовый язык, а иногда слабослышащим учителям дают возможность преподавать. Глухие ученики, которые к таким учителям попадают, сразу узнают в разы больше.
Но врачи-дефектологи называют жестовую речь пренебрежительно жестово-мимической артикуляцией и говорят, что она мешает обучению глухого человека разговаривать голосом. Я могу поделиться своим опытом: недавно начала ходить по разным школам, встречаться с сурдопереводчиками и могу сказать, что это суперсложный язык и суперсложное общение. Но врачи настолько уверены в своей системе и в том, что они делают исключительно добро, они говорят: «Ваш жестовый язык – бедный! Он не нужен! Обезьяны машут руками!»
И ведь во всей этой ситуации в последний момент все думают про самого глухого ребенка. А откуда ему брать словарный запас? Слышащие люди когда рождаются, они сразу слышат много звуков вокруг – разговоры мамы, папы, соседки… Мы различаем интонации, знаем значения слов, учим язык только через слух. А как глухому выучить язык, еще и без жестового? Это же просто адский ад! А потом они говорят, что глухие – это умственно отсталые дети. Нет, они не отсталые. Им просто не дали возможность понимать. Дайте возможность понимать, и они будут говорить!
— И ведь из этого вытекает и другая проблема, о которой вы также говорили - глухие люди не всегда понимают значения слов, потому что они их не встречали и не знают. Для них даже чтение книги становится возможным чуть ли не со словарем?
— Да, и это только у самых усидчивых. А те, кто открыл словарь и увидел там еще три незнакомых слова, скорее бросит это всё. Это очень сложная и запутанная тема.
— При этом я видела в социальных сетях «У театра», что вы ставите спектакли по классике – по Чехову, например. Как это происходит?
— Это суперсложная работа. Ребята, которые выступают - это мои студенты, они учились 6 лет. Сначала у них подготовительное отделение, они должны закончить школу и получить аттестат о среднем полном образовании, а затем - 4 года обучаться профессии. И все равно этого времени не хватает для того, чтобы узнать русский язык так, как знаем мы с вами.
И вот, мы берем текст, который для них просто пропасть и, как бусы, нанизываем на ниточку слова и смыслы. Мы используем жестовый язык, когда объясняем какую-то тему. Мы ищем жесты и интонации, и тогда артисту становится доступно слово, тогда он его понял и может его использовать.
— На жестовый язык реально перекладывать классические произведения, или для жестовых спектаклей пишутся специальные тексты?
— Для спектаклей на жестовом языке не пишут специальный текст, такого нет вообще. Это сейчас мы сделали спектакль и в Москве в доме культуры ГЭС-2 у них большой инклюзивный отдел, и они сделали свой документальный спектакль, на основе своих текстов и сюжетов. Фактически там будто бы речь глухого переводится переводчиком. Мы так не делаем в институте.
У нас сколько есть времени, мы тратим на работу с литературным текстом. Это супертяжелая работа, и она не у всех получается. Но, по крайней мере, мы всем дадим, а кто-то, может, и выплывет.
Кстати, как для обычного артиста на сцене важна четкость дикции, так и для слабослышащего важна четкость жестов и артикуляции. Когда что-то смазано и скомкано, это всегда вычищается до тех пор, пока артист себя не почувствует естественно, и пока это не станет суперточно.
ФОТО: ПРЕСС-СЛУЖБА ПСКОВСКОГО ДРАМТЕАТРА
— У вас в труппе есть слышащие артисты, которые могли бы помочь глухим?
— Нет, только глухие и слабослышащие, 6 человек. Но вообще, у каждого из них очень индивидуальная история, и сложно что-то обобщать. Как люди по характеру или по цвету глаз разные, так же и по глухоте.
Например, кто-то слышит чуть лучше, но попал в среду, где с ним не разговаривали. И у него слух есть, а понимания нет. Или наоборот, глухой ребенок глухих родителей - он знает только жестовый язык и через него познает мир. Если у такого ребенка хватит усидчивости, он будет читать и писать грамотно. Если нет - так и останется говорящим только на жестовом языке.
— Получается, люди с нарушениями слуха также лишены возможности посмотреть фильмы и послушать музыку, которую слушали мы?
— Фильмы с субтитрами сейчас посмотреть все-таки можно.
— Но, тем не менее, получается, что насмотренности у них меньше? Как удается реализовать в полной мере художественный замысел?
— Да, этого меньше. Если, допустим, мне надо, чтобы что-то было поставлено «как у Феллини» – мы смотрим фильмы Феллини, разбираем, обсуждаем. Не понял с первого раза – давай еще посмотрим! Это кропотливый труд.
Еще у нас был опыт, когда студенты еще были зелеными, только пришли на курс, мы проводили «музыкальные наблюдения». Включали музыку 1960-х, 1970-х и так далее. И нужно было «пропеть» без жестового языка, только открывая рот и воспроизводя образы, силуэты, манеру пения тех лет. Это упражнение очень развивает, и оно используется как в обычных актерских институтах, так и у нас.
ФОТО: ПРЕСС-СЛУЖБА ПСКОВСКОГО ДРАМТЕАТРА
— Как глухие люди слушают музыку?
— Во-первых, степень глухоты у всех разная, кто-то может слышать. Во-вторых, большинство носит аппараты. Сегодня они цифровые, которые подключаются к телефону, и можно слушать музыку, смотреть кино или общаться по Zoom, как в наушниках. Но это стало раскручиваться только последние 10 лет.
Музыка – это, как я себе представляю, что-то плотное, яркое, динамичное… Будто бы эти качества ребята могут слышать. Кто-то может услышать голос в песне, кто-то может услышать звуки инструмента.
А главное, я поняла это не так давно, слух тренируется. Если раньше я думала: «Ну, глухой, всё, будем работать с тем, что есть». Со временем я почувствовала, что это не бетонная плита, это то, что можно раздви?гать, как и тело натренировать.
Вот у нас есть глухая девочка Таня, она росла в семье глухих родителей и всегда так себя позиционировала. Но, она рассказывает, что когда поступила в институт, и на музыкально-ритмические занятия пришел концертмейстер с пианино, она сразу надела аппарат. 18 лет не носила его, но когда поняла, что для нее будут 2 года играть на фортепиано, сразу надела аппарат, и на сцене она выступает в аппарате.
Надевать аппарат – это тоже трудно, к этому надо привыкать. Просто крыша едет от обилия звуков вокруг, тем более – непонятных, незнакомых.
— Теперь хотелось бы поговорить про театр глухих. Почему «У театр» так называется?
— Мы очень долго выбирали название для театра, даже ругались. И я в какой-то момент подумала, что это должно быть связано со словом «ухо», «слух» и похоже на «Ух, как круто!». А потом подумала – зачем это «х» дурацкое? Пусть будет «У театр»! Теперь их называют «утята».
Надо сказать, эта группа ребят очень любит внимание. Они ласкают себя лучами зрительской славы, им всё это очень нравится.
— Я видела, что и зрители постоянно оставляют отзывы в соцсетях театра, пишут о своих любимых артистах.
— Да! Это и должно быть в театре, это важно! Обычно глухие артисты очень скромные, почти не поднимают глаз, стараются быстрее выступить, показать себя и через черный ход убежать. А эти ребята другие, для них чем центрее, тем лучше. Это хорошее качество для актера!
— На пресс-конференции перед открытием фестиваля обсуждалось, что искусство помогает особенным людям интегрироваться в эту жизнь, им легче вовлекаться в общество. Вы замечали это за артистами «У театра»?
— Я думаю, что это обобщение скорее в целом относится к инклюзии. Это немного другое направление.
Эти ребята все-таки профессионально учились. Они не просто пришли, поиграли, и им стало полегче. Они ходили первые два года с 8 утра до 15 часов в школу, а потом, с 16 до 20 – в институт. Каждый день! Тут не до радости, честно говоря.
Стали ли они более открытыми? Мне кажется, что человек может стать более открытым тогда, когда он ощущает свою ценность. И это не только к глухим относится, а вообще к людям. Поэтому когда ребята обрели самоценность, им стало проще.
И, например, мы сделали документальный спектакль «Как это сказать» на новой сцене Александринки. Я предложила им довольно непростые задачи – общаться со слышащими и с глухими, говорить голосом, двигаться, говорить на жестовом языке, интервьюировать зрителей и так далее. Это, мне кажется, очень их прокачало.
Вообще, посмотреть на себя со стороны, найти ответы на вопросы, каково место глухого в жизни – это важно.
— Ребята-артисты изначально хотели быть актерами?
— Мне кажется, многие вообще не представляли, куда они пришли. Сначала мы набрали группу 11 человек. Через месяц ушел один, через два – второй… Они были не готовы к тому, чтобы ходить и в школу, и в институт. Не готовы посмотреть, что будет там, дальше, потому что уже сейчас слишком тяжело. А остальных «засосало». Они почувствовали удовольствие от работы, напряжения, которого в их жизни раньше не было. Это их развивает и эмоционально взрослит.
— Часто ли гастролируете?
— Не так часто, как хотелось бы, но раз в месяц мы куда-то выезжаем. Сейчас мы были в Пскове, в мае мы были в Ярославле, в апреле – в Альметьевске. Зимой был большой проект в выставочном комплексе «Манеж» в Санкт-Петербурге – мы рассказывали про блокаду.
— Какова реакция зрителя?
— Конечно, никто не знает о том, что есть театр глухих. Все удивляются. Это приятно. Но как искать слышащего зрителя, где и в каких сферах? Как про себя рассказывать?
Но часто я вижу у зрителей моментальный интерес, как это было в манеже.
Там ребята в костюмах, стилизованных под одежду 1940-годов, ходили по выставке и в разных залах рассказывали от лица жителей блокадного города их истории. С ними ходила группа их зрителей, которые специально купили билеты. А рядом ходят люди, которые просто купили билет на выставку, и им в наушниках также рассказывается экскурсия по пространству. И кто-то даже снимал наушники и присоединялся к группе зрителей.
Здорово, что это не пугает и отталкивает людей, а, скорее, вызывает интерес!
08.06.2024