Искусство аутсайдеров и глухонемая звезда

СССР, середина «застойных» 70-х. Молодой студент ярославского медицинского института Володя Гаврилов желает сказать новое слово в советской психиатрии.

Дома в родительской библиотеке он вычитывает об Иерониме Босхе, Уильяме Блейке, Франциско Гойе. На кафедре же старшие коллеги иногда показывают ему альбомы с творчеством пациентов. Интуитивно он догадывается, что между сном разума и рождением чудовищ в подсознании художника всегда есть какая-то связь. Но большинство психиатров тех лет трактуют творчество предельно просто: рисует пациент маму – значит, проблема в маме, рисует голую женщину – значит, либидо шалит. Страдальческое выражение лица – автор чувствует давление.

Более сложные механизмы и интерпретации кажутся излишними. Однако постепенно на кафедре усилиями молодого специалиста собирается «коллекция психопатологической экспрессии». Работы пациентов захватывают стены кабинета метр за метром. А к 90-м годам то, что советские врачи называли просто «медицинскими документами», вдруг признается произведениями искусства.

Французский художник Жан Дюбюффе, вдохновленный творчеством пациентов психиатрических клиник, еще в 1949 году организует первую в Европе выставку того, что в будущем назовут ар-брют или искусством аутсайдеров. Оно принципиально отличается от экспериментов Дали, Кокто и прочих сюрреалистов/примитивистов. «Профессиональные» художники при желании могли рисовать «правильно». Просто искали для своего творчества новые формы. А вот авторы-аутсайдеры художественных училищ не оканчивали и рисовали как могли.

На упреки в непрофессионализме они отвечали в духе: «все понимаем, но денег/времени/сил/желания учиться – нет, а рисовать хочется нестерпимо». Спустя несколько десятилетий после первой выставки Дюбюффе число аутсайдеров и маргиналов в искусстве выросло. Поначалу «серьезные» институции их игнорировали или презирали, но к 80-м годам уже все признали в таких работах определенную ценность.

Россия тут даже не особо отстала. В Нидерландах музей наивного и аутсайдерского искусства Стадсхоф открылся в 1994 году, Американский Музей Визионерского искусства в Балтиморе – в 1995. В Москве Музей творчества аутсайдеров появился в 1996, а всего спустя год в провинциальном Ярославле Владимир Гаврилов презентовал свою коллекцию, которая к тому моменту насчитывала уже тысячи работ.

Название «ИНЫЕ» стало компромиссом. От слов «психи» или «душевнобольные» Гаврилова с коллегами коробило. Судить о диагнозе имеют право лишь специалисты. К тому же, не все авторы имели психиатрический опыт. Так что кураторы хотели избежать навешивания ярлыков.

Погружать соотечественников в тонкости заграничной терминологии, напротив, казалось слишком сложным. «Ар-брют», «аутсайдер арт»: на Западе почти везде есть собственные определения и градации такого творчества. Это интересно специалистам, но для зрителей – совершенно излишне. Тогда и родилась идея использовать емкое слово «Иные». Лукьяненко тогда еще не издал свои «Дозоры», термин был не занят.

Жемчужиной коллекции с первых лет стали рисунки Александра Лобанова. С детства глухонемой, он пятьдесят лет провел в психиатрической больнице в деревне Афонино. Отец умер в годы Великой Отечественной войны. Мать поначалу пыталась тащить пятерых детей одна, но в 1947 году сдалась. Глухонемой, отстающий в развитии юноша, был по-подростковому агрессивен и общался только нечленораздельными криками. Поэтому после первой консультации в Ярославской психиатрической больнице, его быстро отправили в Афонино.

Первые годы прошли особенно тяжело. В больничной обстановке на смену агрессии пришла обреченная покорность. Александр днями лежал в своей кровати без движения. В личном дневнике появились записи: «Врачи плохо. Еда плохо. Лекарства плохо. Покойник хорошо». Ситуация изменилась в 60-х. Даже будучи подавленным, Лобанов продолжал искать способы контакта с окружающим миром. И таким способом для глухонемого стал рисунок.

В распоряжении пациентов больницы были советские газеты и журналы, иногда им показывали кино. Звуков Лобанов не слышал, но визуальную информацию считывал. Увидит в журнале фотографию охотника с трофеем – обязательно перерисует. Но охотником будет уже он сам. Увидит в газете парадный портрет вождя – нарисует себя в такой же позе. В этом воображаемом мире он как будто приподнимался над обстоятельствами своей жизни и становился такой же суперзвездой, как Ленин или Сталин.

Постепенно его творчество оценили, даже стали поощрять. Чувствуя признание, пациент легче шел на контакт с окружением. Мысли о смерти тоже остались в прошлом. К моменту, когда его нашел Гаврилов, Лобанов стал в Афонино всеобщим любимцем, а после выставки в Ярославле его известность стала по-настоящему мировой.

Сначала коллекция «ИНЫЕ» отправилась в Москву и Питер. Затем последовали Гамбург, Париж, Ницца, Сан-Франциско, Лиссабон. Имя Александра Лобанова попало во все каталоги аутсайдерского искусства. О нем снимали фильмы, писали в газетах и научных журналах. Жизнь в больнице предстала одним большим экспериментом, который подтвердил гипотезы врачей-новаторов об исцеляющей силе творчества. Он умер в 2003 году в Афонино. Но не как безвестный инвалид, а будучи настоящей звездой ар-брют.

С 16 августа по 6 октября 2024 коллекция «ИНЫЕ» выставлена в музее наивного искусства в Екатеринбурге. Среди 120 работ помимо Александра Лобанова представлены еще двадцать авторов из России и Европы (18+).

Мы попытались разобраться, что такое аутсайдер арт и в чем феномен художников, работающих в этом направлении.

Фото: Сергей Курильченко